Крисания встала с утра.
Наверно, это уже можно было считать достижением - все время, с тех пор как они с Карамоном покинули Бездну, и вплоть до... пары часов назад она подняться просто... не могла? Не хотела? И то и другое вместе, наверное. Не было сил физических, и тем более не оставалось моральных. Пусть и понимала, признавала, что заплатили с Рейстлином оба так дорого за свою же гордыню, что вот таким был их страшный урок смирения, но все равно. Понимать - одно, принять - другое, а смириться - это очень даже третье.
Сейчас вот тоже не особо хотела вставать, но... а что толку? Она ничего не делала с возвращения, либо спала, убаюканная благословением Паладайна, который все-таки все еще благоволил ей, либо просто молча лежала и думала. Не сменила одежду, было просто все равно. Даже не умылась после липкой сладковатой пыли Бездны. Больше того, ни разу не обратилась по-настоящему к своему богу. И вот что? Можно было так и продолжать, конечно, только... Врата открыть это не могло. Мага вернуть не могло. И расправиться с Такхизис не могло тоже.
Она выжила там. Зачем-то, да выжила.
Продолжать в том же духе, означало признать жертву Рейстлина, оставшегося там, ненужной и пустой. Большего преступления и представить себе было невозможно.
("Возможно; и ты его совершила".)
Так что да, она встала с утра и попросила отвести ее к умывальнику, — так странно было не видеть, так непривычно, и так много времени еще должно было пройти, прежде чем она начнет нормально ориентироваться на ощупь. Долго мыла руки и лицо; потом надела свежую одежду и поела, слегка удивляясь, как ухитряется теперь обращаться — ну вот хотя бы с ложкой. Не видно ведь опять же ничего. Удивляясь звучанию собственного голоса, перекинулась какими-то словами с окружающими, и даже попыталась что-то сказать Паладайну. И вот теперь сидела, погрузившись в свои мысли, а там, в мыслях было одно: Рейстлин.
Не в тот момент, когда оттолкнул ее. Не в тот, когда отказал в помощи.
А вот например, когда рассказывал ей о своей черной магии; когда говорил о своей жизни; когда они вместе преодолевали многие мили до Врат; и наконец... когда он их открывал. Когда они открывали их. То ведь были высочайшие мгновения их жизни.
Их жизни...
Нет, больше ни с кем Таринская не сможет открыть Врата, так что не будет больше никакой "их" жизни. Навеки заперт в Бездне.

И все-таки когда в дверь постучали, пришли именно к ней... ну, молчать и делать вид, что не слышит, не хочет и не в состоянии, Крисания уже не могла. И даже, услышав чьи-то тяжелые шаги, постаралась улыбнуться вошедшему. Но когда узнала его голос...
Нет, она очень хорошо относилась к Карамону. Он был хорошим человеком, сильным и добрым, очень порядочным. И он любил Рейстлина. Но если с кем-то другим надо было делать вид, что все нормально, то вот с ним... с ним...
Кто еще мог понять ее так, как он? Кто мог понять его так, как понимала она? Два... соучастника преступления. Они не должны были поступать так. Они, именно они, кому же еще, должны, должны же были что-нибудь придумать! В конце концов, выводить оттуда надо было не ее, мага! Почему у них получилось вот так? Великий Паладайн... они просто слишком привыкли оба, что Рейстлин умен, что знает, что делает, и что в сложной ситуации лучше всего положиться на его решение.
Положились!
Тихо, вместо приветствия. За руку - цепко, вместо взгляда в глаза.
- Что же мы с тобой натворили, Карамон?
Что же мы... наделали?