Novacross

Объявление

Нова — камерный, ламповый кроссовер, возникший на обломках некогда большого Новакросса. Здесь полтора землекопа вдохновленно выкапывают редкие фандомы и незакрытые гештальты. Здесь можно спокойно и без лишней суеты предаваться игре по любимым фандомам в уютной компании единомышленников. Здесь мы играем спокойно и в свое удовольствие, без оглядки на моду и актив.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Novacross » теория струн // альтернатива » живое и мертвое


живое и мертвое

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

★ ★ ★  Живое и мертвое  ★ ★ ★
https://funkyimg.com/i/32NYk.png

Но у меня был хороший учитель, я много читал!
Даламар, Рейстлин Маджере ★★ // ★★ Палантасская Башня Высшего Волшебства  ★★ // ★★ несколько лет тому назад
★★★★★
А давай вызовем какую-нибудь прикольную тварь!
Тяжело в ученье – легко в бою. Если до этого самого боя дожить, конечно.

+1

2

Даламар поспешно продирался сквозь Шойканову Рощу со свертком, завернутым в мешковину, на руках. Под сплетенными в агонии кронами стоял мрак, и скользкие белесые руки то и дело пытались ухватить его за полу мантии. То, что у него было разрешение беспрепятственно пересекать Рощу, не делало прогулки более приятными: проклятье этого места по-прежнему каждый раз норовило высосать из него все тепло и вцепиться во внутренности бестелесными пальцами могильного ужаса. Тем не менее, сегодня эльф испытывал больше злое беспокойство, нежели липкий страх.

- Пошли вон, дайте дорогу! – гортанно прикрикнул он на языке кагонести, который больше всего подходил для ругательств, когда голые шипастые ветви свились прямо перед его лицом, желая выжать хоть каплю крови из царапины.

Нет, он вовсе не привык: привыкнуть к этому было невозможно. Просто сегодня он переживал, как бы угнетающий все живое дух проклятья не убил его ношу до того, как он донесет ее до башни.

На белокаменных улицах Палантаса сегодня явно решили, что черный маг не иначе как несет приносить в жертву ужасным богам младенца, но в свертке были всего-навсего саженцы, выкопанные в городском саду с разрешения смотрительницы: кусты перечной мяты, тимьяна и шалфея, неприхотливая, почти сорная лобелия, цветущая мелким синим цветом, и папоротник, способный выжить в сырой темноте.

Хотя Палантасская Башня Высшего Волшебства и была окружена лесом, в этом лесу росли только ядовитые грибницы и нечто маслянисто-склизкое. Даламар же ужасно тосковал по настоящей зелени. Он подозревал, что у шалафи есть клочок земли где-то вне Рощи, где он выращивает травы для зелий и заклинаний, но Рейстлин этой информацией делиться не спешил, поэтому эльф решил попробовать высадить рассаду прямо у себя в комнате. В прошлый выход в город он уже добыл земли (брать из Рощи было все равно что убить все предприятие в корне) и подготовил заклинание магического света, который будет согревать ростки вместо солнца, которое никогда не светило над башней. Оставалось только посадить сами растения и не дать им умереть.

Наконец стылый вязкий воздух клацнул невидимыми зубами у эльфа за спиной, нехотя расставаясь с добычей, и он захлопнул за собой тяжелую кованую дверь. Выдохнув, он первым делом дотронулся до стеблей мяты: пожухли и подвяли, но все еще способны воспрянуть. Хорошо. Он поднял в воздух ладонь, намереваясь потренироваться в перемещении и «прыгнуть» прямо к себе, но тут наткнулся на взгляд белых пронизывающих глаз. Все это время у стены неподвижно висел скрестивший руки на груди призрак.

- Ты опаздываешь, ученик мага, - прошелестел тот безучастно.

- Проклятье! - процедил Даламар. – В кабинете, в лаборатории или в подвале?

- Господин ожидает тебя в подвале, - невыносимо размеренно отозвался страж. – Уже двадцать минут.

Что за напасть? Даламар позволил себе уйти, потому что за свои два месяца здесь усвоил, что до полудня по негласному распорядку Башни уроков не бывает. С утра Рейстлин часто плохо себя чувствовал и пребывал в прескверном расположении духа, в котором лучше было его не тревожить и оставить читать до того момента, пока он сам не позовет ученика. Поэтому с утра эльф был предоставлен самому себе, чтобы обычно использовал, чтобы исследовать заброшенные покои башни, пытаться прочесть книги выше уровня своего мастерства или писать письма в Вайрет. И вот именно сегодня шалафи решил выспаться и изменить установленной привычке.

Времени, чтобы перерассчитывать формулу перемещения с учетом толщины подвальной кладки, не было, поэтому Даламар, как был, со свертком, сбежал по винтовой лестнице вниз, в сырую глубину колодца в земле. Страха перед взглядом желтых глаз с неестественными проклятыми зрачками в его торопливости было ровно столько же, сколько возбужденного предвкушения. Кабинет означал теорию, лаборатория – кропотливые и подчас опасные опыты, но подвал – подвал значил порталы в другие миры и жуткую, великолепную, захватывающую дух магию призыва. Пусть каждый раз это был прямой риск для жизни, а призванные создания временами так и оставались лежать перекореженными уродливыми обрубками у края бассейна с зеленоватой жидкостью, эльф не променял бы это и на годы в лекториях Вайрета.

Фигура, опершаяся на посох, так же стояла у края бассейна, смотрела в воду и, кажется, излучала заметное раздражение.

- Прости, что заставил ждать, шалафи, - отвесил традиционный почтительный полупоклон Даламар, раздумывая, куда бы понезаметнее пристроить свои драгоценные саженцы, чтобы их не смело энергетическим потоком от заклятий. – Я не знал, что понадоблюсь тебе, и отлучился в город.
[nick]Dalamar Argent[/nick][status]телепортируй ее[/status][icon]https://i.imgur.com/CH9zIOQ.jpg[/icon][sign]Выпей отравы, тварь... то есть, выпей отвар из трав ©[/sign][lz]<div class="lz"> <div style="padding-right: 0px; font-family: verdana; font-size: 10px; text-align: justify; line-height: 90%;"><a href="ссылка на анкету" class="link1";><b>Даламар Арджент <sup>90</sup> <br>Dragonlance</a></b><br><br> Еврейская кровинушка в ожидании наследства. Так есть хочется, что даже переночевать негде.<br><br></div><br></div>[/lz]

Отредактировано Takhisis (04-03-2020 17:54:12)

+1

3

Черная гладь бассейна застыла в неизменной и абсолютной неподвижности. Синее пламя, горевшее на поверхности мертвой воды, освещало помещение неясным, призрачным светом, не способным разогнать затаившуюся по углам тьму. Рейстлин Маджере, опираясь на посох, замер на краю идеального круга водоема. Взгляд его был прикован в черной, непроглядной воде.

В полной тишине отчетливо слышались влажные шорохи, с которыми живцы, державшиеся в тени, тащили свои деформированные туши по покрытым слизью и нечистотами камням пола. Рейстлин чувствовал исходившую от них вонь. Смрад гнили, разложения и неудач смешивался с запахом сырости и плесени, покрывавшей терявшиеся в темноте стены.

Подвал не был его излюбленным местом. Всякий раз, спускаясь под основание башни, Рейстлин ощущал ноющее мерзким зудом раздражение в костях. Всякий раз, спускаясь под гнетущую толщу каменной кладки, чувствуя давивший сверху вес высокой Палантасской башни, маг встречался с тем, что так презирал: собственной ограниченностью. Это место должно было стать сердцем башни. Новым центром, проложенным им собственноручно… Рейстлин закрыл глаза, с досадой сжав тонкие губы. Пальцы стиснули теплое дерево магического посоха.

Подвал и стал сердцем башни. Черным, искореженным и ущербным. Омерзительными червями вокруг идеального круга горевшей воды копошились его ошибки. Его просчеты и оплошности. Рейстлин чувствовал исходивший от них могильный холод. Их отчаяние. Нескончаемую боль и… обожание. От этого ощущения в пищеводе горечью, царапавшей горло, поднималась тошнота.

Рейстлин Маджере не был самоуверенным идиотом, как бы не хотелось верить в это олухам из конклава магов. Он прекрасно понимал, что ничего в этом мире не давалось легко. И уж тем более истинное могущество. Он отдавал себе отчет в том, что ему, несмотря на все его успехи, которые большинству в Вайрете даже не снились, еще многое предстояло постичь. Но одно дело понимать, что твои силы и знания не безграничны, а совсем другое – видеть эти самые границы. Утыкаться в них лбом. И потом спотыкаться о плоды своих позорных промахов.

Вот, чем был подвал под основанием башни для Рейстлина. Напоминанием о том, как то, что должно было стать сердцем его мощи, превратилось в склеп, набитый его неудачами.

Маг старался не находиться здесь дольше, чем требовалось. И то, что ученик заставлял его ждать вот уже почти половину часа именно под башней, злило его сильнее, чем обычно.

Магия струилась синим пламенем по поверхности воды. Тлела, горела, искрила. Рейстлин чувствовал ее, исходившую из кажущегося бездонным бассейна. На самом деле воды в нем было чуть больше толщины ладони. Но это не делало его менее бездонным.

– Идет… – прошепелявил один из живцов, извиваясь у ног своего создателя. – Идет… – эхом повторил другой. Комната наполнилась невнятным, булькающим шепотом: – Идет. Идет… Идет…

Рейстлин резко вскинул руку, обрывая причитания. Помещение вновь погрузилось в липкую тишину, нарушаемую лишь скользкими шорохами змеившихся на полу безобразных тел. Маджере и сам знал, что ученик приближался. Еще до того, как расслышал торопливые шаги. Легкая эльфийская поступь. Временами Рейстлину казалось, что эльфы от природы ходили столь невесомо и бесшумно просто, чтобы не помять даже травинку под собственной пяткой.

Даламар принес с собой запахи мяты и шалфея, тимьяна и папоротника. Звук сбившегося дыхания и оправдания. Слова извинения резанули слух. Рука непроизвольно стиснула посох сильнее. Живцы поспешно отползли подальше в тень.

– Не оправдывайся, – тихо проговорил Рейстлин. – Никому нет дела до твоих оправданий. – Он поднял взгляд на своего ученика, задержав пристальный взгляд янтарных глаз на тонких эльфийских чертах. Время кромсала изящное лицо медленно и бережно, убивая чуть быстрее, чем крошились скалы под натиском стихий. И значительно медленней, чем увядали и превращались в пыль зеленые побеги саженцев в его руках.

– Ты решил сменить род деятельности и стать садовником? – вполголоса усмехнулся Маджере и безо всякого веселья в голосе добавил: – Правильный выбор.

Он отвернулся вновь к бассейну, чувствуя, как тлевшее в крови раздражение рассеивалось, сменяясь сосредоточением. Предстоящее заклятие требовало предельной концентрации. Как и любое заклятие, если уж на то пошло. Задержка сбила настрой, и маг даже подумывал о том, чтобы отложить призыв. Подходящие условия сложатся и через три лунных цикла. Но с другой стороны… Прикрыв глаза, он прислушался к вибрации в основании Башни. К песни магических энергий. «Нет, можно и сейчас».

– Нет? – с притворным удивлением прошептал он, не глядя на Даламара. – Ты всё же не выбрал истинно эльфийскую профессию садовника? – Он сделал шаг и остановился вплотную к фигурке ученика, всё еще глядя мимо того, в синее пламя над водой. В нос вновь ударили ароматы трав, земли и увядания. Гниения. – Уверен, что это не твое подлинное призвание?

+1

4

Даламар боялся Рейстлина Маджере. Потому, что его глупо было не бояться, потому, что тот определенно был одержим, и потому, что всякий раз, когда тот на него смотрел, Даламару казалось, что его видят его как на ладони до самых внутренностей. Это было не просто по понятным причинам опасно - это тревожным образом отличало шалафи от всех окружающих, которых эльф по умолчанию считал тупицами, способными увидеть только желаемое.

Даламар чувствовал холод в позвоночнике, когда осознавал, что стареет и угасает под проклятым взглядом учителя. У него натягивались нервы, когда тот вскользь кидал какой-то полунамек, касающийся Конклава. Но когда Рейстлин просто принимался придираться к нему, чтобы выместить свое дурное настроение, его не пронимало ни на гран.

Видите ли, у Даламара был иммунитет к придиркам и вымещению настроений. Хозяева говорили о нем как об обременительной вещи в его же присутствии, и не просто указывали, где, по их мнению, его место, а досадливо жаловались: почему жрецы Эли должны тратить на мальчишку свое время, а я - белую шерсть на мантию, если магия слуге - как корове седло? Чинить крышу и дергать сорняки он стал только хуже, характером не блистал с самого начала. Кому бы из лордов подоверчивее его сбыть?

Его «не блещущий» характер заключался в том, что он умел поступать по-своему, а затем молчать и улыбаться в ответ на оскорбления управляющего. В этой улыбке тому чудилось презрение, которое там действительно было. Это была единственная альтернатива, которую Даламар изобрел застилающему глаза желанию взять голову одного из этих чванливых господ и разбить ее об стену. Он научился перенаправлять снедающую его гордость, которую каждый день втаптывали в пыль, и начал забавляться нападкам, в которых чаще всего можно было разглядеть проявление слабости.

К Рейстлину Маджере эльф испытывал гораздо более сложные чувства, нежели презрение, однако он уже достаточно времени провел в Башне, чтобы сейчас видеть сквозь эту вплотную шагнувшую к нему угрозу следующее: шалафи двадцать минут провел в подвале в сырости, от которой он непременно начинал кашлять, наедине с напоминаниями о собственных ошибках, которые любого мага привели бы в мрачность. По опыту, для его раздражения, сопровождающегося стремлением надавить собеседнику на болевую точку, достаточно было бы и одной сырости.

На самом деле, существовал очень простой (и очень сложный в исполнении, но Даламар работал над совершенствованием формулы) способ совладать с этим тлеющим в полушепоте ядом, который был способен растворить любой камень до основания. Этот способ походил на способ умилостивить духов природы, что практиковали кагонести (варварская и презренная для утонченных сильванести практика). Так вот, нужно было всего-навсего вытащить Рейстлина из холода, поместить его к огню, дать ему в руки чай, совершив все это без намека на заботу или жалость, и спросить, что он думает о механизме применения иллюзий на Испытании. Этого было вполне достаточно, чтобы он перестал угнетать все живое, что имело несчастье попасть в поле его зрения.

Однако магия всегда требовала неудобств, и почти всегда - боли. Чаще всего ситуация требовала воспринимать зловредность учителя как плату за возможность прикоснуться к этой магии. За пульсацию энергии в стенах, за момент, когда он пропустит ее сквозь себя и подчинит своей воле - Даламар готов был платить.

Ему показалось, что он тоже чувствует запах гниения и смерти в своих руках. Жаль будет, если он выкопал и принес саженцы только ради этого.

- Я уже был садовником, шалафи, - возразил эльф, стараясь прозвучать так, чтобы почтительность не прозвучала дерзостью. В его длинных темных глазах едва заметно отразился проблеск иронии; он не отступил назад и практически вдыхал травяной запах, исходящий от мантии Рейстлина и смешивающийся с содержимым собственной ноши. - И абсолютно точно не нашел в этом свое призвание. Однако не вижу ничего дурного в том, чтобы иметь под рукой шалфей.
[nick]Dalamar Argent[/nick][status]телепортируй ее[/status][icon]https://i.imgur.com/CH9zIOQ.jpg[/icon][sign]Выпей отравы, тварь... то есть, выпей отвар из трав ©[/sign][lz]<div class="lz"> <div style="padding-right: 0px; font-family: verdana; font-size: 10px; text-align: justify; line-height: 90%;"><a href="ссылка на анкету" class="link1";><b>Даламар Арджент <sup>90</sup> <br>Dragonlance</a></b><br><br> Еврейская кровинушка в ожидании наследства. Так есть хочется, что даже переночевать негде.<br><br></div><br></div>[/lz]

Отредактировано Takhisis (08-03-2020 23:30:34)

+1

5

Сырость пробирала до самых костей, минуя ткань одежды и кожу. Ледяные змейки закрадывались от пола и вились по ногам. Порой Рейстлину казалось, что он обитал в змеином клубке. Его собственные мысли змеились темными ползучими гадами. Невидимые огромные змеи сдавливали то грудную клетку, то голову. Иногда он буквально чувствовал их холодные чешуйчатые шкуры на коже. Чувствовал прикосновение ядовитых раздвоенных языков, жаливших и отравлявших его мысли и кровь. Непрерывное шипение – на самой границе слышимости – не затихало ни на миг. Влажное шевеление живцов в темноте напоминало копошение чешуйчатых змеиных туш, ползавших по мокрым камням подвала.

Раздраженно скривив губы, Рейстлин еле заметно повел плечами. Пустые мысли, навеянные этими проклятыми двадцати минутами наедине с сыростью и исковерканными магией существами. «Ага, только не говори, что ты еще и себя видишь в них…» Спина болела, шея ныла. Головная боль пульсировала в затылке в такт магической энергии, питавшей черный водоем. Маг чувствовал себя сегодня особенно старым, древним и скрипучим.

Аромат трав и земли, исходивший от свертка Даламара, казался островком тепла и жизни в холоде подвала. Голос ученика тоже – эта его эльфийская, вечно юная певучесть, что звучала в каждой фразе. Та граничившая с наглостью самоуверенность, сквозившая за налетом почтительности.

«Гаденыш», – уголки губ Рейстлина дрогнули в намеке на улыбку. Даламар умудрялся радовать его, даже раздражая. Впрочем, раздражение это было поверхностным и мимолетным. Ученик никогда его не разочаровывал. Да и не выводил из себя, как случалось, к примеру, Карамону. Вот уж кто мог довести Рейстлина до белого каления одним лишь звуком своего дыхания. Мысль о брате на миг усилила головную боль. Маджере скривился. «Ну да что Карамон?» Эльф был куда более деликатным, куда менее искренним и куда более интересным.

Даламар тоже был змеей – изворотливой, хитрой, сворачивающейся в причудливый серпантин и своими замысловатыми движениями оставлявшей интригующий рисунок на песке. Рейстлин находил удовольствие в том, чтобы наблюдать за возникновением этого рисунка. Смотреть, как ученик извивался ужом. Было в этом нечто завораживающее, словно глядеть на танец пламени в очаге. Как сейчас.

Тонкие эльфийские черты выражали почтительность, темные глаза сверкнули в полумраке ироничной искоркой, придав красивому лицу особую, вневременную привлекательность, свойственную именно эльфам. Маджере ощутил, как застыло его собственное лицо золотистой маской. Желчная ненависть вспыхнула вместе с очередной пульсацией боли в затылке, на мгновение окрасив темноту алым. Гнев оказался сильным и внезапным, окутавшим его, словно огненный смерч. Холод подземелья исчез моментально. Где-то в ногах испуганно заскулили живцы. Магия плотной невидимой змеей обвила руки, питая, обжигая и покусывая. Ярость тлела и горела, вырываясь искрами с кончиков пальцев.

Рейстлин представил, как сверток в руках Даламара, охваченный оранжевым пламенем, озарял подвал живым огнем, он будто бы почувствовал запах горелых мяты, шалфея и кожи на руках ученика, прежде чем тот, наконец, уронил горевший сверток на пол. Он видел выражение эльфийских глаз и слышал непроизнесенный им возглас досады. «Конечно».

Маг посмотрел на трепыхавшиеся жизнью травы в стремительно высыхавшей почве. Засыхавшие кончики зеленых листьев, желтевших и истлевавших… Столько жажды жизни в краткий миг существования. «Конечно…»

Всполох ярости, пламеневшей ярко, но недолго, улегся столь же стремительно, как и возник. Искры не достигли благоухавшего жизнью и травами свертка. Магия заструилась плавно и спокойно, только потеплевший воздух напоминал о том, чего не было. Рейстлин больше не мерз.

– Оставь свои саженцы на краю бассейна, – тихо велел он, поворачиваясь к водоему. В его голосе звучали лишь спокойствие и собранность. – Ни во что не вмешивайся, пока не скажу. – Не то, чтобы Даламар нуждался в напоминании.

Книжный переплет холодил ладонь. Древние, пожелтевшие от времени страницы, покрытые мелким узором рун, пульсировали силой и возможностями. Магия змеилась вокруг… Тоже серпантином. Это было почти смешно. Рейстлин прикрыл глаза, вдыхая сырость и чувствуя как далеко наверху, во многих милях над вершиной башни, струились атмосферные потоки. Как ветра сливались со светом трех лун, невидимых на дневном небосклоне. Мир пульсировал и дышал. Он ощущал его кончиками пальцев. Силу, что струилась вокруг.

Не глядя на Даламара, маг махнул ему оставаться рядом со своими травами. Магия змеилась вокруг водоема, невесомой дымкой стелясь над черной водой. Она смешивалась с отзвуками земли городского сада, с тонкой нитью зеленой жизни и со слабым, едва уловимым мотивом эльфийской привязанности к природе, так старательно скрытой под покровом прагматичности…

Это конкретное заклинание не требовало особых приготовлений. Всего лишь правильно выбранного момента во времени. Правильно подобранных слов. И правильного устремления. Рейстлин собирался опробовать его уже года два, но подходящие условия настали лишь сейчас. Магическое искусство учило терпению. Кинув еще один взгляд на ученика, Маджере подумал, что всё складывалось как нельзя лучше. Даже живцов не нужно использовать. Ему не слишком нравилось прибегать к их и без того исковерканной жизненной энергии. Хотя, с другой стороны, ничто не должно пропадать даром.

Вселенная не любила напрасных трат. И Рейстлин тоже. Он потянулся к увядавшему островку жизни у ног Даламара. Мизерная доля жизни, сама по себе… Но стремившаяся к несуществующему в подземелье свету. Стебли пробивались сквозь почву, навстречу дню, слабые, лишенные воли и сознания, обладавшие лишь инстинктом – к росту, к выживанию. Рейстлин вцепился в это стремление, вплел его в узор заклятия, позволяя ему питать его, позволяя ему светиться, во мраке… Путеводная нить.

Рябь пробежала по черной глади водоема. Рейстлин почувствовал, как воздух уплотнился, сделался колким и шипучим. Волосы на руках встали дыбом под рукавами черной мантии. Живцы жались к стенам подвала, оставив пространство вокруг бассейн пустым, не считая двух магов и невзрачных саженцев. Рейстлин едва шевелил губами, повторяя слова заклятия. Он сам не слышал звук собственного голоса. Но ему и не нужно было. Магия откликалась, магия внимала всегда. Она прислушивалась к шепоту и к мыслям, следила за каждым его слогом – ожидая ошибки, чтобы вцепиться в глотку при малейшем промахе.

Рябь на черной воде усилилась, закрутилась в водоворот, ускоряясь вместе с его сердцебиением. Рейстлин сплел тончайшую нить привязанности своего ученика к дурацким саженцам – на руках у Даламара всё еще оставалась земля из городского сада – вместе с заклятием призыва, усиливая, питая. Вплетая ученика в качестве якоря. Чище и надежнее любого живца.

Черные капли из водоема устремились вверх, словно дождь, падавший в обратном направлении. Магия звенела, подобно ливню по металлу. Стучала в висках и отдавалась болью в глазницах. Магия сдавливала пространство. Водоворот усилился, на миг будто бы задувая синее пламя над водой. Падавшие вверх капли превратились в сплошную стену ливня. Живцы в ужасе выли в темноте.

+1

6

This is a gift, it comes with a price
Who is the lamb and who is the knife?
Midas is king and he holds me so tight
And turns me to gold in the sunlight

Саженцам не суждено было дожить до того, чтобы стать садом в его полной призраков комнате, но это уже было неважно. Колючее, шипящее в напряженном воздухе предвкушение перехватило Даламару горло.

Он не представлял, как возможно без этого жить, кем можно без этого быть. Не существовало ничего, что сравнилось бы с ощущением силы, проходящей через твое тело, чтобы ты дал ей форму, сплел, воплотил в чистое проявление твоей воли, воздействующей на мир. Или чтобы умер, поглощенный ею. Он впервые ощутил это во всей полноте еще когда носил белую мантию, и ему позволили стать частью Круга Магов в битве, которую эльфы все равно проиграли. Они творили сложную многоступенчатую иллюзию, и сила плетения связывала их всех воедино. Десятикратная волна шла через каждого из них, из разума в разум, минуя преграды плоти; это было сильнее, могущественнее любой любви - и больше половины из них упали мертвыми иссушенными оболочками.

Кто никогда бы не упал, так это Рейстлин Маджере. Когда Даламар смотрел, как шалафи творит заклинания, он восхищался им так, что его сдавливала ненависть за это болезненное чувство. Магия, выстраданная и требующая ежедневных жертв, преображала его презрительные черты сосредоточенно-экстатическим светом. Плоть словно выпускала его из своей клетки: плечи, согнутые невидимым грузом, распрямлялись, посох переставал быть опорой, и даже легкие прогоняли воздух без обычного надсадного хрипа. Под черной мантией от него оставался один его непреклонный, яростный дух. Эльфы способны различать красоту в самых нелюбимых людьми, вызывающих отторжение растениях: мелкие россыпи звезд – в грубых зонтиках ядовитого болиголова, и серебряные иглы – в зеленых ножнах крапивы. Рейстлин был подобен этим растениям, но когда магия стекала с его пальцев и губ, его красота была неоспорима.

Даже в его ошибках, в этих жалких обрубках-гомункулах, было своеобразное мрачное торжество. Они продолжали жить. И они продолжали его обожать.

Бывали минуты, особенно перед рассветом, когда ветви Рощи нашептывали эльфу, что это он безумец, раз пришел сюда и думает стать чем-то, кроме придатка к этому месту. Что он закончит так же, как Живцы в подвале.

Но он гнал этот шепот прочь. Он был магом, он готов был рисковать.

Даламар никогда не слышал о заклинании, которое шалафи повторял, изменяющимся ритмом фразы закручивая воду все сильнее, но он чувствовал, как невидимый стебель прорастает из его грудной клетки и сплетается с сочащимся ручьем жизни из свертка, который, в свою очередь, впадает в ревущую стену дождя. Эту магию нельзя было назвать ни черной, ни белой, ни алой – она ткалась из света трех лун так, как того хотел ткач. Стебель удлиннялся с каждой секундой, бросая на пол извивающиеся змеиные кольца; одно из этих колец – часть путеводной нити – обернулось вокруг запястья его учителя, отдавая ему контроль над движением всей вязи…

Рывок. Что-то багром под ребра дернуло его к водовороту; каменная крошка из-под носка сапога упала с края в водоем и с шипением растворилась. Нечто ледяное, оглушительное и голодное, то, что находилось по ту сторону дождя, желало утянуть его вдобавок к уже вложенной жизни. Похоже, что на этот раз он был больше наживкой, чем якорем.

На мгновение Даламар почувствовал, что им овладевает страх: стебель продолжал разматываться лентой его жизни, и чем дальше она разматывалась, тем отчетливее он слышал чужеродное сердцебиение за завесой падающей вверх воды. Между ним и этим сердцебиением натянулась связь; но эта же связь протянулась и дальше, распяв его между порталом и выверенным, подчиненным ритму стуком сердца Рейстлина.

Он подавил приступ слабости. Он знал, на что шел. То, что якорь может быть обрезан, то, что наживка может быть прожевана – это был его риск и его плата за то, чтобы разобрать по нитям вязь плетения и чувствовать эту связь.

Короткая молитва Нуитари удержала его на ногах на краю колодца. Стебель перестал разматываться. В ноздри ему ударил запах гниющей листвы, но он поднял руку, показывая, что не нарушает ход заклятия.
[nick]Dalamar Argent[/nick][status]как любит ангела змея[/status][icon]https://i.imgur.com/CH9zIOQ.jpg[/icon][sign]Выпей отравы, тварь... то есть, выпей отвар из трав ©[/sign][lz]<div class="lz"> <div style="padding-right: 0px; font-family: verdana; font-size: 10px; text-align: justify; line-height: 90%;"><a href="ссылка на анкету" class="link1";><b>Даламар Арджент <sup>90</sup> <br>Dragonlance</a></b><br><br> Еврейская кровинушка в ожидании наследства. Так есть хочется, что даже переночевать негде.<br><br></div><br></div>[/lz]

Отредактировано Takhisis (20-04-2020 00:07:07)

+1

7

Грани между мирами намного менее плотны, чем кажутся. Порой испорченное магией зрение позволяло Рейстлину увидеть этот нелепый, захватывающий парадокс: тончайшую, но непроницаемую мембрану, разделяющую один мир от другого, которая то и дело становилась экраном для театра теней – отблесков чужих костров и чужих призрачных силуэтов. «Как будто нам не хватало своих собственных теней…» Самым занимательным же было, что то, что казалось нерушимым и непреодолимым, легко растворялось при правильном подборе магических слов. И в этом была своя особая красота… 

В том, как воздух тяжелел от звеневшей в нем мощи. В том, как уплотнялись тени, как леденел, становясь кристально чистым, свет. В том, как грань между мирами противилась воздействию. В том, сколько сил уходило лишь на то, чтобы проговорить слова, от которых рвалась ткань мироздания.

Заклятие сплетало черную воду и стремительно увядавших у дрогнувших ног Даламара саженцев в напряженную спираль. Рейстлин чувствовал тягу открывавшегося… нет, не портала. Портал – это куда более сложная и искусная структура, требующая совсем иной подготовки и работы. Портал – это значительно более… цивилизованно. Здесь же открывался скорее надрыв в самой ткани миров. В той хрупкой, но в то же время непроницаемой  коже мироздания, отделявшее сферы друг от друга, раскрывалась рваная рана. За пеленой черного дождя мембрана медленно и мучительно натягивались. И разрывалась, сочась чужеродной магией, словно кровью.

Рейстлин чувствовал сопротивление границы. Ее стремление защитить свою целостность и скорее заполучить того, кто покушался на нее. Того, кто старался прорваться сквозь нее. Но – и в этом была прелесть этого варварского заклятия – это был вовсе не Маджере. Разрыв проистекал с той стороны. Он же с этой стороны всего лишь закинул крючок.

Но и это требовало усилий. Рейстлин чувствовал, как заклинание тянуло жизненные силы не только из саженцев и даже Даламара, но и из него. Из самого воздуха. Оно бы вытянуло их и из водоема, если бы в нем они имелись. Но черная вода была мертвее мертвого. Но, тем не менее, тягучая, похожая на усиливающееся магнитное поле, сила разрыва куда сильнее влияла на то, что находилось по ту сторону перевернутого дождя.

Оно приближалось. Само устремившись на приманку и поддавшись тяге пролома. Его пульс все отчетливее слышался за шумом водоворота. Жадный, напряженный, жаждущий.

Рейстлин напряженно вглядывался в пелену воды. Книга в руке была без надобности. Слова заклятия вспыхивали в памяти яркими буквами. Сейчас он помнил их, как собственное имя. Потом слова начнут блекнуть и исчезать из памяти, как смываемые волнами следы на песке. Но пока что они сияли ярке любого светила. И в свете слов из водоворота посреди водоема показалась когтистая лапа, плотно обтянутая угольно-черной кожей.

Накаленный, заряженный магией воздух содрогнулся от крика. Полного мучения и жажды вопля той твари, что зубами и когтями прокладывала себе путь из одного мира в другой. «О да, как тут не взвыть?» Рейстлин бы усмехнулся, если бы в этот миг сила, сочившаяся из разлома, не натянула нить заклятия, в очередной раз заставив и Даламара, и самого Маджере напрячься, удерживаясь на месте. Сверток со саженцами соскользнул с края водоема и, будто бы бесшумно в царившим в подвале гвалте, исчез, оставив после себя лишь аромат трав. Но и тот стремительно перебивался резким запахом серы, исходившим от разрыва.

Рейстлин на миг задумался, почему все разрывы между мирами непременно воняли тухлыми яйцами, а порталы – нет. Но на самом деле это не имело никакого значения.

Тварь, вылезавшая из порванной ткани меж мирами, выла и жадно цеплялась за закинутый крючок. Воздух гудел от ее ярости. Водоем бурлил, закипая. Рейстлин не сбивался с ритма, чувствуя опьяняющую мощь и опасное ощущение торжества. «Нет. Рано…» Сейчас не было ничего важнее концентрации. Предельной аккуратности и сосредоточенности. Из пелены дождя мучительно медленно, преодолевая сопротивление границ, всё выступала и выступала когтистая черная лапа. Непропорционально длинные фаланги пальцев сведены в судороге. Угольно-черная длань потянулась к Даламару.

«Еще немного…» Нить заклятия, натянувшееся между мирами, рассказывала Маджере всё необходимое. Она напрямую сигнализировала о ходе заклинания. Стоило лишь прислушаться к ней, чтобы понять, насколько сильно тварь была еще связана со своим исходным миром. «Еще немного…» Если приступить к заклятию удержания слишком рано, то грань просто затянет ее обратно. Миры всегда цеплялись за своих созданий. Каждый из них был ревнив и жаден.

Рейстлин выжидал. Черные когти почти касались груди Даламара.

+1


Вы здесь » Novacross » теория струн // альтернатива » живое и мертвое


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно